Алекс Форэн - + тот кто считает Страница 29

– Когда они увидят нас в бою, поймут, какие мы воины! – запальчиво воскликнул Франсиско.

Эрнандо скромно сидел, потупив взор, и ожидал приговора своего старшего брата.

– Ты все сделал правильно, не переживай. Чем меньше они нас боятся, тем сильнее в итоге мы окажемся. Лучше скажи мне, чего же вы в итоге добились?

– Атауальпа завтра обещал прибыть в Кахамарку, чтобы лично познакомиться с тобой.

Писарро попросил позвать капитана де Сото и еще нескольких близких ему людей. Надо было обсудить создавшееся положение. Их было так мало, и они так далеко углубились в эту страну, что не могли надеяться ни на какое подкрепление. Они оказались отрезанными от моря многодневными переходами через горы. Вокруг них стояла целая армия, в которой, по подсчетам де Сото и Эрнандо, было около восьмидесяти тысяч воинов.

– Мы не знаем, как воюют эти индейцы, каков их боевой дух, – начал свою речь Писарро. – Мы не можем надеяться на дружелюбный прием в течение длительного времени. Но мы можем неожиданно напасть первыми. Кроме того, противнику неизвестны наши способы ведения боя. У нас есть лошади, стальные мечи и латы. И самое главное – на нашей стороне Бог!

Вперед вышел капитан де Сото:

– Все мы помним, что принесло успех в завоевании Мексики – похищение главы государства. Если бы нам удался тот же трюк!

В эту ночь мало кто спал. Стражники были в полном вооружении. Хорошо были видны огни костров в военном лагере индейцев. И это зрелище вселяло страх. Большинство огней находилось на склонах гор, которые нависали над долиной, как небо, густо усеянное яркими звездами. Совет остановился на решении захватить Атауальпу в плен.

Наступило утро решающего дня. Атауальпа не торопился совершить свою короткую поездку через равнину в Кахамарку. У него только что закончился пост, и в честь этого события должно было состояться празднество.

Напряжение среди испанцев нарастало. Прибыл посланник, чтобы обсудить церемонию встречи.

– Обычно Великий Инка и его свита предпочитают иметь при себе вооружение, – вкрадчиво сказал он, испытующе глядя на Писарро.

– Скажите своему господину, чтобы он приезжал, как он того пожелает. В любом случае я приму его как друга и брата,– обреченно ответил Франсиско, стараясь скрыть, как раздосадовало его это сообщение.

– Однако в этот раз, чтобы продемонстрировать свои миролюбивые намерения, Верховный Инка намерен сделать исключение из этого правила, – помедлив, произнес посланник.

– Передайте ему, что я высоко ценю этот знак дружбы, – переводя дыхание, ответил Писарро.

– Это знамение Божие, – перекрестился де Сото. – Вручим себя в руки Господа и помолимся, чтобы он не оставил нас!

Марракеш

Небольшой частный самолет приземлился в аэропорту Марракеша.

Вглядываясь в иллюминатор, Сэнди думала о том, что, несмотря на то, что очень давно хотела побывать в Марокко, вылетая несколько дней назад в Париж, никак не предполагала, что окажется здесь.

Выйдя из самолета, она сделала глубокий вдох, пробуя на вкус казавшийся летним после прохладной Европы воздух, и прикрыла глаза. Казалось, что в этот воздух подмешали ароматы цветов и специй.

Николь обменялась с Сэнди понимающей улыбкой. Глаза у нее светились азартом, и Сэнди подумала, что то же самое сейчас, вероятно, читается в ее собственных.

Неторопливый араб лениво проверял их паспорта, и ей казалось, что он делает это непереносимо медленно.

Николь, словно уловив ее мысли, улыбнулась:

– Здесь не бывает пробок на дорогах и стрессов. Зачем ему куда-то спешить в этой жизни?

Офицер, наконец, вернул документы и, проводив девушек бесстрастным взглядом, принялся играть в извлеченные из-под стола миниатюрные нарды.

Их встречал Мэттью. Он улыбался, но глаза его при этом, как показалось Сэнди, оставались безразличными.

– Как долетели?

Слух Сэнди вновь резануло британское произношение. Уоллис говорил, на первый взгляд, на ее родном языке, но в то же время, звуки были непривычны, а слова казались незнакомыми.

– Спасибо, замечательно, – ответила Николь. – Какие новости?

– Завтра назначена встреча с аль-Пизари, – объявил Мэттью. – Он, похоже, довольно хорошо осведомлен об истории семьи. И это вселяет некоторые надежды… Я остановился в самом центре старого города, в рияде. Когда-то это был дворец, принадлежавший знатному марокканскому роду. Теперь он принадлежит французской супружеской паре, перебравшейся сюда несколько лет назад, – объяснял англичанин, пока молчаливый водитель загружал вещи в багажник древнего Мерседеса.

Всю дорогу до рияда ехали почти молча, не отрываясь разглядывая из окна автомобиля похожие на театральное представление картины жизни необычного города. Суета арабских улиц притягивала взгляд и обескураживала. Множество людей, одетых в длинные одежды с капюшонами, старых машин, запряженных в повозки ослов, розоватые фасады глинобитных зданий, силуэты возвышающихся над этой сутолокой минаретов – все это слилось в единую картинку цивилизации, настолько иной, что, казалось, ты смотришь фантастическое кино о другой планете.

Наконец, машина въехала в ворота старого города, широкие проспекты Гелиза сменились узкими улочками Медины, а чуть дальше машину пришлось оставить: самый крупногабаритный транспорт, который мог проехать по этому лабиринту – мотороллер. И они один за другим сновали по закоулкам, удивительным образом умудряясь не сбивать прохожих. Мгновенно из узкого переулка материализовался пожилой араб с беззубой улыбкой:

– Багаж сюда, пожалуйста! – выговорил он на чудовищном французском и показал на разбитую двухколесную тележку с длинными ручками.

– Рияд Си Саид, – сказал Мэттью, как только вещи были загружены.

Носильщик с неожиданной ловкостью развернул груженую телегу и бегом скрылся в темноте улицы.

– А он точно отвезет вещи куда надо? – с опаской поинтересовалась Сэнди.

– Да, у них тут этот бизнес хорошо отлажен, – улыбнулся Мэттью.

Действительно, багаж уже дожидался их, когда через пять минут блуждания по лабиринту переулков они подошли к массивной деревянной двери в глинобитной стене.

– Прошу вас, – Мэттью несколько театрально распахнул дверь и пропустил своих спутниц во внутренний дворик.

Рияд воплощал мечты европейцев о мифическом Востоке: полы, выложенные каменной мозаикой, расписные стены и потолки, внутренний дворик с фонтаном и пальмами, стрельчатые арки, за которыми открываются внутренние покои, кованые масляные лампы, резная мебель черного дерева.

Гостей встретила хозяйка дома, немолодая славная француженка Флоранс. За ней по пятам ходили два холеных кота, которые внимательно и безмолвно с ног до головы оглядели приехавших.

Комнаты оказались просторными и одновременно уютными. Сквозь ажурные решетки на окнах был виден внутренний дворик. На полу лежал бордовый ковер ручной работы. На тумбочке возле кровати дожидался кувшин домашнего шербета. Сэнди медленно обошла комнату, рассматривая каждую деталь, дотрагиваясь до окружавших ее предметов, чтобы ощутить их реальность.

Через полчаса, когда вещи были распакованы и разложены по местам, они собрались в гостиной, где Флоранс накрыла легкий домашний обед. Устроившись на низких диванах, Николь и Сэнди рассказали англичанину обо всем, что случилось в Париже и Камарге. Мэттью слушал чрезвычайно внимательно, но оставался бесстрастным на протяжении всего разговора. За это время почти стемнело – чем ближе к экватору, тем раньше опускаются сумерки. Стало прохладнее, и решено было, пользуясь свободным вечером, пройтись по городу. Мэттью вызвался взять на себя роль гида.

В африканских странах настоящая жизнь просыпается с приходом сумерек. В темноте, местами размытой желтоватым светом фонарей, переулки Медины выглядели еще более сюрреалистическими, чем днем. Через несколько минут, пройдя по извилистому коридору узких улиц, компания оказалась на многолюдной освещенной площади.

Центральная площадь Марракеша, Джемаа-эль-Фна – больше, чем традиционный восточный базар. Это целый неповторимый мир, где царит какофония событий, звуков, цветов, запахов. Только что тебя обволакивали ароматы благовоний, и вдруг острый запах жарящегося в специях мяса щекочет обоняние. Тут же, едва не задев тебя, старый араб толкает перед собой деревянную тележку, доверху заполненную свежесрезанной мятой. Все запахи смешиваются, накладываются один на другой, и вскоре становятся почти осязаемыми. Подсвеченные керосиновыми лампами, фрукты на прилавках начинают казаться слепленными из цветного воска – как натюрморт, нарисованный художником с болезненным восприятием света и тени. В двух шагах от прилавков акробаты выстраивают живую пирамиду из смуглых мускулистых тел; укутанные в пестрые ткани берберские женщины торгуют магическими снадобьями и предсказывают судьбы; водоносы с огромными шляпами на головах расхаживают, оповещая о приближении источника живительной влаги закрепленными на одежде колокольчиками; рисовальщицы хной за небольшую плату готовы превратить руки девушек в полотна для своих узоров – от запястья до ногтей кисти чернеют прямо на глазах, покрываясь плотной паутиной замысловатого орнамента.