Алекс Форэн - + тот кто считает Страница 30

В центре небольшой группы зрителей заклинатель змей выдувал из магического рожка заунывную мелодию, и шершавая спина королевской кобры мерно покачивалась ей в такт, вселяя одновременно ужас и восхищение.

– Я где-то читала, что змеи абсолютно глухи, – сказала Сэнди. – Почему они так реагируют на флейту?

– Это действительно весьма любопытно, – ответил Мэттью. – Змеи воспринимают звук всем телом, различая длину волны. По всей видимости, заклинатель подбирает набор звуковых последовательностей, который вызывает определенный резонанс в теле змеи. Полагаю, именно это ввергает ее в транс.

Недалеко от заклинателя змей огромный детина с эбонитовой кожей держал на плечах питона лимонного цвета, стоя босиком на битом стекле. Сэнди подошла ближе, двухметрового роста негр улыбнулся ей открытой белоснежной улыбкой и протянул питона. Вместо того чтобы упасть в обморок или отпрянуть, Сэнди неожиданно для себя погладила змею. Кожа питона была упругой и теплой.

В нескольких шагах от них еще одна группа людей внимала очередной легенде темнокожего старика-сказителя.

– Смотри, как слушают, – сказала Сэнди, обернувшись к Николь. – Должно быть, он рассказывает что-то потрясающе интересное.

– Жаль только, что на арабском, – ответила Николь, пытаясь пробраться сквозь толпу.

Джемаа-эль-Фна затягивает попавшего сюда магией отдельной, ни на что не похожей вселенной. Здесь едят, поют, дерутся, танцуют, воруют и торгуют – всем на свете. Здесь в любое время суток можно купить ковер, экзотические одежды, специи, масла, фрукты, антиквариат или что-то очень похожее на него. Здесь можно узнать свою судьбу у многочисленных гадалок – по линиям руки, по картам, а если угодно – по ракушкам каури. Кто бы ни подошел к старухе, она пообещает любви, долгой жизни и богатства. И все же поток желающих приоткрыть завесу будущего не иссякает.

– Это одна из самых больших площадей в мире. Джемаа-эль-Фна переводится как «Площадь отрубленных голов», – сказал Мэттью, когда они, наконец, выбрались из толпы и присоединились к нему. – В старину преступникам здесь отрубали головы и оставляли на площади в назидание всем, кто задумает преступить закон.

Сэнди поежилась. С трудом верилось, что всего несколько часов назад они садились в самолет в прохладной ноябрьской Франции.

Они вышли к террасе «Кафе де Франс» и по лестнице поднялись на крышу, откуда была видна вся площадь, а за ней – подсвеченный минарет Кутубии, главной мечети Марракеша, с золотыми шарами на вершине. Здесь было уже почти пусто, и казалось, никто не ждал новых посетителей до утра. Но стоило им подойти к крайнему столику, как словно из-под земли возник управляющий, и, радушно улыбаясь, принялся устраивать их на мягких подушках низкого дивана.

Когда на столе появились напитки, из темноты тихо вышли два музыканта в белых джелябах и уселись на подушки неподалеку. На головах у них были фески, украшенные кистями из ракушек. Один начал играть на марокканской лютне, второй – подыгрывать ему на некоем подобии кастаньет, все ускоряя ритм. В такт мелодии над головами музыкантов стали вращаться кисти ракушек, тихо позвякивая.

– Гнауа! – узнала Сэнди. – Я читала, что они умеют вводить слушателей в транс.

– Смотри, – заметила Николь, – их головы практически неподвижны. А ракушки вращаются вокруг головы без остановки.

Восточные гармонии лютни, мерный ритм кастаньет, накладывающиеся на усталость от долгого дня, полного впечатлений, действительно производили почти гипнотический эффект, заставляя не отрываясь следить за тем, как над фесками по бесконечной спирали двигаются, побл�скивая, ракушки.

В середине этого представления почти темная крыша кафе внезапно на долю секунды осветилась ярким светом. Вспышка разорвала гипнотическое состояние, и Сэнди с Николь увидели, как Мэттью с неожиданной для него проворностью поднялся на ноги и выбежал в коридор, из которого вниз уходила лестница. Через минуту он вернулся и ровным голосом сообщил:

– Похоже, нас кто-то сфотографировал. Вероятно, это хозяин… Здесь принято увешивать фотографиями европейских посетителей стены заведения... Правда, обычно перед этим спрашивают разрешение.

Глядя на него, Сэнди подумала: «Интересно, его хоть что-нибудь на свете может удивить или вывести из себя?».

* * *

Утром, как только Николь и Сэнди спустились во внутренний дворик рияда, Флоранс принесла большой чайник с мятным чаем и стаканы из тонкого стекла.

– Без этого напитка не существует Марокко, – улыбаясь, сказала она. – Он снимает усталость и защищает от жары лучше любого другого средства.

Лучи солнца падали сквозь открытую крышу, играя в бассейне, расположенном посередине, отчего повсюду прыгали задорные солнечные зайчики. Два кота наблюдали за ними, из последних сил сохраняя достоинство и преодолевая желание броситься на охоту.

– Будете завтракать или подождете мистера Уоллиса? – спросила Флоранс.

– Подождем, завтракая, – ответила Николь. – Тем более, что он как-то не торопится спускаться. Мне почему-то казалось, что он должен вставать с петухами.

Услышав ее слова, Флоранс обернулась:

– Ваш друг ушел около часа назад, но обещал вернуться к завтраку.

Девушки переглянулись между собой. Беззаботное настроение испарилось мгновенно и без остатка. Неприятные мысли отразились на их лицах весьма отчетливо. Но высказать их друг другу они не успели, так как раз в этот момент в гостиную вошел Мэттью.

– Доброе утро! – он присел на диван и взял стаканчик с чаем, как будто не замечая устремленных на него пристальных взглядов. Мэттью неторопливо отпил крепкого ароматного напитка и совершенно ровным тоном произнес:

– Утром до завтрака оставалось время, и я решил прогуляться. Неудивительно, что почти сразу я оказался на площади – все здешние улочки стекаются туда. Я немного погулял между торговых рядов… – он сделал паузу, задумавшись, поставил стакан на стол, некоторое время покрутил его пальцами, и только потом продолжил: – пока не заметил, что за мной следят.

На этом он опять замолчал и посмотрел на девушек с какой-то иронично-отрешенной улыбкой.

Хотя голос Уоллиса оставался спокойным, из его речи внезапно пропали все «полагаю», «возможно» и «не исключено».

– Один и тот же усатый мужчина преследовал меня, куда бы я ни свернул.

– Мэттью, на площади так многолюдно, а арабы на взгляд европейца вообще похожи. Вы могли просто видеть в разных местах разных людей, – предположила Сэнди.

– Весьма сомнительно, что это был араб, – Мэттью справился с волнением и продолжил в своей привычной манере. – Скорее всего, южный тип лица, но не араб. Маловероятно, что это был местный… Простите, я пойду умоюсь – на улице довольно жарко. А через час нас будет ждать аль-Пизари.

С этими словами он поднялся и направился в свою спальню. Было ясно, что раз ему сразу не поверили, теперь трудно будет добиться от него более пространного рассказа.

– Играет в детектива? – спросила Николь, как только наверху закрылась дверь комнаты англичанина.

– Да уж... В слежку как-то не очень верится, – ответила Сэнди. – Хотя зачем ему это выдумывать?

– Разные могут быть варианты, – пожала плечами Николь. – Он же человек заказчика, о котором мы по-прежнему не знаем ничего, кроме имени, больше похожего на прозвище. Может, он хочет нас заставить волноваться, может, надеется, что мы вообще откажемся от дальнейших поисков.

– Вот уж это у него вряд ли получится, – улыбнулась Сэнди.

– Факт, – согласилась Николь и, глядя куда-то через плечо Сэнди, спросила: – Что это она делает?

Флоранс действительно вела себя странно. Она то замирала на месте, то отпрыгивала в сторону, то как будто хватала руками воздух. После этого она подошла к пальме, растущей у бассейна, и внимательно начала ее рассматривать. Заметив, что за ней наблюдают, она ничуть не смутилась.

– Хамелеон. Предыдущий постоялец решил, что спасет его от голодной смерти, принеся сюда. Он был настолько маленький, что еще не умел ловить мух.

– Постоялец? – изумилась Сэнди.

– Хамелеон. Постоялец как раз ловил их и кормил его. Когда он уехал… постоялец… хамелеон остался здесь. Но мух ловить отказывается, привык, что кормят. Я и охочусь.

* * *

Спустившись через некоторое время, Мэттью больше не заговаривал о странном соглядатае, преследовавшем его утром. На вопрос, где назначена встреча, сказал, что договорился с аль-Пизари увидеться на Джемаа-эль-Фна.

– Да ведь она огромная! Как мы его отыщем?– удивилась Сэнди.

– Там одно традиционное место встреч – у того самого «Кафе де Франс», где мы сидели вчера вечером.

– А как он нас узнает?

– Как все на Джемаа, – предположила Николь. – Зазывно оглашая окрестности предложением настоящих инкских сокровищ.