Джонатан Кэрролл - Страна смеха Страница 39

– Написано! Написано! Ну ладно, где же этот его всемогущий оракул?

– Увидишь чуть погодя, но сначала я хочу рассказать тебе его историю, чтобы ты потом лучше все понял.

– Лучше? Ха! Держи карман шире! Я уже ничего не понимаю.

История оказалась фантастичной и запутанной, и по ходу Анна делала десятки отступлений. В конце концов я уселся рядом с ней на диване, но только после того, как целый час проторчал в неудобной позе у окна, на батарее парового отопления.

Маршалл Франс начал писать “Анну на крыльях ночи”, чтобы стало легче дочери. Одним из главных персонажей книги была его добрая подруга Дороти Ли, он лишь изменил ее имя на Дороти Литтл. После того как случайно “убил” ее и кошки пришли сообщить ему об этом, Франс понял, на что способен. Тогда он бросил “Анну на крыльях ночи” и начал “Галенские дневники”. Несколько месяцев Франс занимался изысканиями, писал и переписывал. Будучи педантом, он мог переделывать книгу раз по двадцать, прежде чем почувствует, что вышло правильно, – и потому нетрудно представить, как долго он работал и “готовился” к Галену.

Первый, кого он создал после Дороти Ли, был человек по имени Карл Треммель. Безобидный слесарь из Пайн-Айленда, штат Нью-Йорк, который приехал в Гален на серебряном трейлере “Эрстрим” с женой и двумя дочурками. В городе много лет не было слесаря.

Затем прибыл парикмахер Силлмен, гробовщик Лученте (шутка, понятная лишь посвященным; я попытался выдавить улыбку, но это было выше моих сил)... и начался парад персонажей Маршалла Франса.

Все они тихо-мирно жили-поживали, за исключением почтового служащего по имени Бернард Стэкхаус, который однажды вечером напился и нечаянно разрядил себе в голову дробовик.

И так далее, и так далее. Близлежащий заводик, где работали пятьсот человек, таинственным образом загорелся среди ночи, и владельцы, получив страховку, решили перенести его на сто миль ближе к Сент-Луису.

– Через несколько лет здесь остались лишь отец, я, Ричард и “люди отца”.

– Почему он разрешил Ричарду остаться?

– Да потому что нам нужна была хотя бы пара нормальных людей на случай, если произойдет что-нибудь непредвиденное, чтобы кто-то мог на время уехать. Любой другой-то умер бы, уехав дольше, чем на неделю.

– А как он добился, чтобы все остальные “нормальные” уехали? Те, кто не работал на заводе?

– Отец написал, что некоторые из них – из нормальных галенцев – захотели уехать. Один вбил себе в голову, что в его доме поселилось привидение, у другого, когда он был в отпуске, взорвался газовый баллон, и он переехал в Иллинойс... Продолжать?

– И никто из них ничего не заподозрил?

– Да нет, разумеется. Отец написал так, чтобы все выглядело совершенно естественно и правдоподобно. Он же не хотел, чтобы кто-нибудь приехал и стал задавать вопросы.

– А когда-нибудь... – Я не совладал с зевком. – А когда-нибудь он использовал, э-э, насилие?

– Нет. Когда сгорел завод, никто не пострадал. Хотя, конечно, смотря что называть насилием. Это же отец устроил взрыв газового баллона, да и пожар. Но он никого не мучил, не калечил. Да и зачем ему, Томас? Все, что хотел, он мог написать.

Франс продолжал творить, но не знал, насколько долго его хватит. Вот почему Анна дала мне прочесть выдержку из тетради. Под конец он решил, что ему остается одно – описать каждого персонажа по возможности подробней, а потом развернуть все это как можно дальше в будущее. И надеяться, что после его смерти все сложится наилучшим образом.

– Может, в дневниках это и объясняется, но все-таки: до какой степени он контролировал человека? Ну, в смысле, расписано ли там, скажем: “В восемь часов двенадцать минут Джо Смит проснулся и зевнул. Зевок продолжался три секунды. Потом он...”

Она покачала головой:

– Нет, нет. Отец обнаружил, что они могут существовать вполне самостоятельно, и потом контролировал только самые важные события в их жизни – кто на ком должен жениться, сколько у кого будет детей, когда и как они умрут... Он хотел, чтобы у них была...

– Не смей только говорить о свободе воли!

– Нет, нет, я и не говорю. Но в каком-то смысле она была. Посмотри, что случилось с Гертом и Вильмой Инклерами: он не мешал им делать с их сыном, что хотят. А когда они перегнули палку, превратил их в собак.

– Господь есть Бог ревнитель и мститель, а? 90

– Не говори так, Томас. – В ее глазах загорелись два неприятных огонька.

– Чего не говорить? Что он играл ими? Слушай, Анна, не хочу тебя злить, но если все это правда, то твой отец был самый... – Я попытался найти подходящие слова, которые выразили бы масштаб его свершений, но слов таких просто не было. – Не знаю. Он был самый поразительный человек из когда-либо живших. Я даже не говорю о художественных достижениях. Но пером и бумагой – в самом деле вызывать людей к жизни? – Я поймал себя на том, что говорю скорее сам с собой, чем с Анной, но мне было все равно, – Да нет, невозможно, – И вдруг я с беспощадной ясностью осознал, насколько в тяжелой, плотной, неимоверно клейкой залипухе позволил себе увязнуть. Ну что за идиот, поверить в этот бред? Но, с другой стороны, был же Нагель, который разговаривал со мной. И Нагелина, которая разговаривала со мной. И то немногое, что я прочел в записных книжках, совпадало с реальными событиями. И Анна знала, что мальчик умрет, когда его сшиб грузовик...

– Но, Анна, почему для всех было так важно, смеялся ли мальчик? К чему это?

– Потому что он должен был умереть в тот день, и все это знали. Он должен был быть веселым и счастливым до того самого момента, когда его собьет. Но дело в том, что за рулем грузовика оказался не тот человек. Потому Джо Джордан и все остальные так разволновались. Мальчик не смеялся, и его сбил не тот человек.

Пока все шло по плану Франса, Анна и галенцы почти не имели контактов с внешним миром. Изредка кто-нибудь ездил в соседний городок за покупками или в кино, да в галенские магазины постоянно завозили товар грузовики из Сент-Луиса или Канзас-Сити – но, собственно, и всё. Для виду в городке существовало агентство по торговле недвижимостью, но на продажу предлагались только дома в других городах. Все, что не принадлежало местным жителям, являлось муниципальной собственностью, и продавать было нечего. Сдавать внаем – тоже нечего.

– А как же миссис Флетчер? Как же...

– После смерти отца ты и Саксони – первые, кто задерживается в Галене.

– Значит, вот почему тогда, в первый день, она так упорно не возражала, что мы не женаты! Раз десять повторила, что ее подобные вещи не волнуют. Это ты все подстроила, да, Анна? Это все было частью грандиозного плана!

Анна кивнула:

– Когда я услышала от Дэвида Луиса, что вы приедете, я позвонила Гузи Флетчер и велела ей переселиться на второй этаж, дом-то большой. А потом послала жить к ней Нагеля.

– А я-то думал, она сдает квартиру ради денег!

– Гузи – очень хорошая актриса.

– Она действительно была в сумасшедшем доме?

– Нет.

– Нет – и все? Ничего не добавишь?

– Томас, ну как она могла быть в сумасшедшем доме, если она одно из отцовских творений? Ты сможешь все узнать, как только начнешь читать дневники.

Я оказался прав насчет биографа из Принстона, когда говорил, что он приехал не в то место и не в то время. Гален ревностно хранил свою тайну, и никто этому парню не собирался ничего рассказывать. По словам Анны, он пробыл несколько недель, рвал и метал, а потом сгинул в направлении Калифорнии, где, как говорил, собирался работать над академической биографией Р. Крамба91.

Но потом началось. В последние два года в Галене все пошло наперекосяк. Один человек, который должен был дожить до девяноста лет и мирно умереть во сне, был убит током, когда проходил под линией электропередачи и на него упал провод. Ему было сорок семь. Один ребенок, который должен был обожать кукурузу, смотреть на нее не мог без тошноты. Женщина, превращенная в бультерьера, вдруг принесла помет из девяти щенят. Ни с кем из собак такого раньше не случалось – ни одна и не должна была щениться.

Засунув под мышки озябшие руки, я в энный раз зевнул:

– И что пошло не так?

Анна держала в руках пустую чашку, постукивая по ней ногтем.

– Отцовские силы начали слабеть. Выдыхаться. В одной из своих тетрадей он писал о такой возможности. Потом сам прочтешь, но в двух словах я тебе расскажу прямо сейчас. Он говорил, что после его смерти могут произойти две вещи. Одна – что все им созданное может тут же исчезнуть.

– Эту часть я читал. – Я по-прежнему держал в руке тетрадь и продемонстрировал ее Анне.

– Да. А вторая возможность – что все будет в порядке, поскольку он наполнил их такой... – Она сжала губы и на мгновение задумалась. – Он наполнил их таким жизненным духом, что они смогут существовать даже после его смерти.

– Так ведь и произошло. Верно?