Александр Громов - Жара. Терпкое легкое вино. Страница 6

Только крестный ход поднялся со второго привала, как тётке Вале, досиживающей предпенсионный год на почте, стало плохо. И вроде тётка-то крепкая, огород у неё, скотина, сама кого хошь погоняет, а тут завалилась набок, беззвучно хватая ртом воздух. Тут же, как ждали, подскочили медики из «скорой», упрятали тётку и увезли.

Отец Василий, шедший впереди, и не обратил сразу внимание на мешкотню сзади, а только, когда «скорая» с сиреной просвистела мимо, остановился.

— Как же так, что же меня не позвали, надо было водичкой, водичкой окропить…

— Да мы сами не поняли, она шла-шла и вдруг давай падать… А эти подхватили и фьють…

Через полчаса ещё двум женщинам стало плохо. Их уложили на обочину, отец Василий окропил святой водой, поднесли икону Богородицы. Дождались «скорой». Как женщины ни убеждали, что им полегчало, отправили в село и двинулись дальше.

«Господи, сохрани, — повторял отец Василий. — Я — грешен, я — виноват. Меня забери, а их, которых Ты дал мне, сохрани».

Словно за толстым гнутым стеклом, показалось село. Отец Василий объявил привал.

— Дети, простите меня, — обратился он к лежащей на обочине пастве. — Простите за то, что я вам скажу сейчас. Я скажу, а вы поступайте, как подскажет совесть. Вот мы приближаемся к родному селу. Я знаю, вам трудно, но ведь на то мы и трудники. Для чего мы ходили с вами в крестный ход? Мы просили дождя. Потому что знаем, что, если не будет дождя, погибнет урожай и у нас не будет хлеба, погибнет всё, на чём зиждется наше материальное благосостояние. Вот об этом своём благосостоянии мы и шли просить. Мы шли просить за себя. А как надо было? Надо было всё делать ради Бога. Вы спросите, а зачем Ему нужно, чтобы вот так мы изнуряли себя? Ему это не нужно. Но Он видит нас, видит, что мы ради Него, а не ради себя готовы претерпеть, и Он, конечно, состраждет нам. То есть мы о Нём страдаем, а Он — о нас. Простите, и сказать толком не умею. В общем, не дождя нам надо было просить, а чтобы Он не оставлял нас. И тогда мы увидим, что Он среди нас, вот здесь идёт вместе с нами. А когда с нам Бог — кто против нас? Давайте войдём в село как победители.

Они входили в село как победители. Это было израненное, измученное, истрёпанное, но устоявшее войско. Они и сами не понимали, в чём и кого победили, но дух победы сам собой разносился по округе. Их встречало почти всё село. Выносили воды, благодарили, ребятня вылезла из «газели» и неслась впереди, славя возвращение.

Когда отец Василий служил в церкви повечерие, многие люди лежали на полу. В конце он напомнил, что завтра Литургия, потом он ещё минут двадцать благословлял людей и каждому говорил: «Благодарим Тебя, Христе Боже наш».

Домой его вела матушка. Хорошо хоть дом сразу за церковной оградкой, а дальше — кладбище. Добредя до дома, отец Василий сел у крылечка и так просидел в оцепенении, пока матушка не окликнула его. Она стянула с него ботинки, а отцу Василию казалось, что у него отдирают часть тела. Потом принесла тазик с тёплой водой и поставила туда батюшкины ноги. Он слабым кивком поблагодарил.

Матушка не знала, как ещё услужить супругу, но чувствовала, что всё человеческое, что она приготовила — ужин, баня — для него не имеют никакого значения. «На всё воля Божия», — решила она и не стала тормошить отца Василия, вернулась в дом и стала читать вечернее правило.

Отец Василий не понимал своего состояния: хорошо ему или плохо? Скорее всего, ему было всё равно.

Понемножку он начал чувствовать ступни ног, потом заломило в коленях и отдало в поясницу. «Живой», — подумал отец Василий и решил, что это телу плохо, а ему хорошо. «А ведь ещё каноны читать», — вспомнил он и тело заныло, словно легион бесов сидел в нём. «Что ж, надо и для других пожить, — согласился он и простонал: — Господи, зачем Тебе эти муки?!» — и позвал жену.

Та всё же сводила его в баню, затем отец Василий выпил чашек шесть чаю с мёдом и только тогда сообщил жене:

— Сколько на завтра исповедников, страсть.

— Каноны-то завтра будешь читать. А то ложись, а я тебе почитаю.

— Ни-и, у меня после твоего чаю силы обрелись.

Сил отцу Василию хватило ровно на каноны, ему даже казалось, что последний «Аминь» он произнёс, уже лёжа в постели.

А ещё ему явственно слышался дождь, он даже хотел выскочить на улицу, но было лень вылезать из уютной постели. Капли тихонько шлёпали по крыше, их лёгкий шелест складывался в ласковую тихую песню то ли из детства, то ли ещё из какого далека, и отец Василий ясно видел, как преображался, впитывая влагу, садик возле дома, и что удивительно: дождик продолжал идти, а кругом разливался свет. И кладбища за домом не было. Был чудесный сад и там были люди, которые так же, как он, отец Василий, радовались дождю и поздравляли друг друга. И все благодарили Бога. Отец Василий прислушался, стараясь разобрать слова, до конца так и не понимая, но всё равно радуясь, что столько людей собралось и все благодарят Бога. «Как хорошо, что люди научились благодарить Бога. Это последнее, что нам осталось. Каяться-то мы, как допечёт, научились, а благодарить Бога — нет». И всё яснее и яснее становилась лившаяся песня. «Да ведь я в раю», — догадался отец Василий. И тут же резкий посторонний звук вонзился во всё существо отца Василия, стал ломать, корёжить его, он очумело отбивался, крутил головой, махал руками, но звук наседал, что-то ещё грохнулось рядом и сквозь всё это знакомый родной голос:

— Батюшка, ты что? Что с тобой? Это ж будильник, ты чего так испугался-то?

Когда отец Василий вышел на улицу, светало, мир, прикрывшись утренней дымкой, казался свежим и умытым. Но отец Василий сквозь обманную дымку увидел и пепельно-коричневую землю, жёлтую пожухлую листву и безоблачное небо — никакого дождя ночью не было.

Он остановился, вглядываясь в мир и ещё не веря в его реальность. «Как же так, Господи! — Он коснулся ветки и укололся твёрдым листком. — Как же всё это понимать… А стоит ли?.. Надо довершить то, что начал. Может, это последняя Литургия в моей жизни. Так, в общем-то, и каждый день надо проживать, будто последний».

Следом за отцом Василием пришли бабушки на клирос и старик Корней, который не столько пел, сколько следил за порядком и шикал на старушек, если они начинали петь не тот стих, который он указал. Пришли алтарники, мальчики Серёжа и Лёня, оба невыспавшиеся, по-взрослому высохшие, но с горящими глазами, возбуждённые и порывистые. Отслужили утреннюю, отчитали часы… Отец Василий всё ждал, что люди ещё подтянутся и случится то единение, которое восхитило вчера во время крестного хода, но когда он открыл Царские врата, то невольно замер и несколько секунд оглядывал пустой храм. Не совсем пустой, конечно, но столько приходит на Литургию, если на будний день выпадает праздник.

Чувство досады промелькнуло в душе отца Василия. Для кого и для чего он старается тут? У него даже руки сжались и дрогнули, словно руки сами по себе захотели затворить Царские врата, мир оказался не достоин и не заслуживал чуда претворения вина в Кровь. Для кого?!

Для Бога — словно волной качнуло его сзади. Он ещё постоял немного, отгоняя морок, потом опустил руки от врат и повернулся к алтарю:

— Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа…

Началась Литургия.

— Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них. Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него, да сбудется слово Исаии пророка: Господи! кто поверил слышанному от нас? и кому открылась мышца Господня? Потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исаия, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем. Впрочем и из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию. Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня. Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир.

Отец Василий закрыл Евангелие и ещё какое-то время прозвучавшее «спасти мир» стояло в храме и дрожало в самом отце Василии, словно его только что правильно настроили и он теперь зазвучал во весь данный ему от начала голос со всем окружающим миром. Он вдруг услышал песню, которую слышал ночью, и теперь ясно разобрал её, и снова стало легко и радостно.

Отец Василий стал читать записки, и опять волна со спины, только теперь исходящая из храма, коснулась его. Он невольно обернулся и увидел, что храм полон.

Так ведь это все поминаемые! — изумился отец Василий. — А ты чего в стороне? — обратился он к уставшей женщине и тут же признал в ней ту самую тётку, которую вчера первой увезли на «скорой». — Вот те на, неужто за упокой? Я ведь и звать не помню как, — и снова неожиданно пришло, словно само собой: Валентина. — Да-да, помню, говорили ещё: «Валентину увезли, плохо стало». — Стало быть, Валентину, упокой Господи, рабу Твою Валентину. — А те-то двое, которых окропил, живы? — Живы, живы, — успокоительно отозвалось в сердце.