Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки) Страница 29

Американцы завезли новое оборудование, приготовились к более глубокому бурению. Но помешала война. Специалисты были вынуждены спешно покинуть Индонезию. Суматранские недра только поманили, но еще не раскрыли своей тайны.

С первыми отрядами союзнических войск на индонезийских берегах после капитуляции Японии высадились уже и люди «Калтекса», образовавшегося от объединения калифорнийской «Стандарт ойл» и техасской «Тексако». Они разыскали в лагерях для интернированных некогда работавших с ними на Суматре индонезийцев и от них узнали, что в их отсутствие японцы активно возились вокруг тех двух, подававших надежды скважин.

Американцы заспешили. Им необходимо было попасть на Суматру первыми из иностранцев! Их тайна может быть открыта, и, кто знает, может быть, не только японцам. Но легко ли добраться до центра острова, когда не знаешь, к кому обращаться за содействием: то ли к республиканским властям, то ли к военным английским, то ли к бывшим колониальным голландским, то ли к умывшим руки японским? Просто ли пересечь сотни километров через джунгли, когда нет ни транспорта, ни горючего, ни продовольствия?

Гонимые стремлением застолбить участок, посланцы «Калтекса» пошли на хитроумный шаг. Они обратились, как это ни покажется странным на первый взгляд, к поверженным японцам. Психологически ход был выверен предельно точно. Пленный полковник Цусима, сломленный известием об атомной бомбардировке его родной Хиросимы, воспитанный в духе подчинения силе, по требованию агентов «Калтекса» отправился с двумя пустыми канистрами на велосипеде в суматранскую глушь. Добрался до лагеря для японских военнопленных, где по его приказу канистры были наполнены маслянистой жидкостью из пробуренных японцами скважин.

В декабре 1945-го образцы были в срочном порядке отправлены в Сан-Франциско. Это была первая партия «минаса». После исследования ее в лаборатории хозяева «Калтекса» поняли огромную ценность месторождения. В 1952 году 35 скважин месторождения Минас были связаны в единую систему. На геологической карте планеты появился новый крупный нефтеносный район. Он принадлежал «Кал-тексу».

В 1974 году обширное хозяйство американской компании на Суматре посетил с частным визитом японец по имени Торуоки. Его поездка так и прошла бы незамеченной, если бы не любопытство одного из джакартскмх журналистов. Ему показалась странной настойчивость, с которой Торуоки добивался разрешения на путешествие в суматранские джунгли. Оказалось, что японца позвала в дорогу ностальгия по дням почти тридцатилетней давности.

Торуоки был тем человеком, который возглавил буровые работы здесь после бегства американцев. Это он первым получил нефть в количествах, достаточных для того, чтобы заняться перегонкой ее в керосин. Это он дал месторождению название Минас, взяв для него слово, которым местное племя сакаев называет дающее пищевое масло дерево. Он же набрал первый сырец в канистры для американцев в 1945 году.

Теперь на Суматре 780 нефтевышек, поднимающих из глубин земли около миллиона баррелей нефти в день. Сейчас японские компании из кожи лезут вон, чтобы стать участниками прибыльной добычи дорогостоящей индонезийской нефти, но увы... Теперь им никогда не дотянуться до «Калтекса».

Все зарубежные фирмы решением индонезийского правительства от 1968 года были обязаны значительную часть добываемой ими нефти продавать по номинальной цене национальной корпорации «Пертамина». Своими силами та добывает всего шесть процентов общего объема, но, получая от шестидесяти до восьмидесяти процентов продукции заокеанских партнеров, обеспечивает контроль государства над частью нефтяного богатства страны. К сожалению, только над частью. И не большей. «Калтекс» волен поступать с сырьем по своему усмотрению. Он фактически на правах концессионера, не подотчетен местным властям в финансовых, производственных, торговых вопросах. Отдает правительству часть своих доходов, то есть платит какой-то налог, и покупает себе бесконтрольность. В 1968 году компания отстояла свое привилегированное положение откровенным шантажом. Дала понять, что если ее будут ставить в один ряд с другими, то она демонтирует и вывезет оборудование, отзовет специалистов. «Калтекс» знал, чем угрожать. Нефть для Индонезии — источник 70 процентов валютных поступлений. Внезапное и значительное сокращение ее добычи ввергло бы страну в экономический хаос.

Во время беседы на улице Кебонсирих представитель компании об этой истории не вспоминал. Напротив, всячески подчеркивал «сердечность» отношений между «Калтексом» и правительством Индонезии. Основную часть отпущенного для беседы времени он посвятил перелистыванию брошюры о «благотворительной» деятельности концерна. Говорил вдохновенно, стрелял глазами. Вот, показывал на фотографии,— школа, построенная на деньги компании, а здесь больница, которой мы дали лабораторное оборудование. Это — церемония вручения Бандунгскому технологическому институту библиотеки, а здесь... И так целых полчаса: взносы, пожертвования, стипендии...

Восторженные интонации исчезли и глаза потухли, когда я спросил о размерах той доли чистой прибыли, которую «Калтекс» выделяет на все эти ненефтяные дела. Последовал краткий и сухой ответ — коммерческая тайна. Данных о барышах, разумеется, не оказалось и в любезно предоставленной администрацией кипе рекламных проспектов. Не удалось узнать загадочную цифру и из правительственных статистических справочников.

Осталось довольствоваться предположениями местных газет. А те считают, что, судя по масштабам операций «Калтекса» в Индонезии, в его сейфах оседает не меньше половины выкачиваемых из страны иностранцами нефтедолларов. Зарубежные нефтедобывающие фирмы в целом имеют до восьми миллиардов долларов в год. Значит, четыре из них попадают на банковский счет американского концерна. При таких-то прибылях, что стоит «Калтексу» выложить миллион на благотворительность! Казна не оскудеет! А фирма рекламу себе сделает.

Условия инвестиций для иностранных фирм здесь настолько благоприятны, что с 1967 года капиталовложения «Калтекса» почти утроились.

Точку отсчета мой собеседник выбрал не случайную. Именно в том году правительство Индонезии объявило о намерении проводить экономическую политику «открытых дверей». Иностранному капиталу была предоставлена почти неограниченная свобода распоряжаться доходами, снижены, а во многих случаях и вовсе отменены различные налоги.

Наряду с американским капиталом в Индонезию мощным потоком хлынули японский, гонконгский, западноевропейский. С тех пор как были «открыты двери» и по 1981 год, иностранные монополии вложили в индонезийскую экономику в целом около 10 миллиардов долларов. Избыток и крайняя дешевизна рабочей силы, богатство природных ресурсов — все это в благоприятных условиях инвестиционного климата разогрело аппетиты монополий. Не в последнюю очередь они соблазнились «соответствующей социальной атмосферой». Под этим в капиталистическом мире подразумевается стабильность государственного режима, относительная слабость рабочего движения. Иностранный капитал занял господствующие позиции в добывающей и перерабатывающей промышленности, в производстве текстиля, удобрений, цемента, пищевых продуктов, металлоизделий, сборке автомобилей, бытовых электроприборов.

Список инвесторов после 1967 года возглавляет Япония. На ее долю приходится почти третья часть всех капиталовложений. Японский бизнес делает упор на перенос сюда производственных мощностей. Строит заводы по сборке легковых автомашин, радиоаппаратуры, холодильников, кондиционеров. Автогигант «Мицубиси» для рекламы своей продукции арендует в самом шикарном супермаркете «Рату-плаза» огромные, на зависть другим автокомпаниям, апартаменты.

— Мы можем себе это позволить,— говорил мне то и кланявшийся заведующий отделом рекламы.— Дела наши идут хорошо. За последние пять лет объем наших операций в Индонезии утроился. Посмотрите на улицу, там каждый пятый автомобиль — с нашей маркой.

На ленч представитель компании пригласил меня в японский ресторан тут же, в «Рату-плаза». Рядом с супермаркетом японскими конторами набит целиком высоченный небоскреб. Вот его хозяева и решили завести поблизости свой собственный ресторан. Чтобы и за обеденным столом чувствовать себя как дома.

В Асахане на Суматре действует уже первая очередь возводимого на средства японцев алюминиевого комбината. Он должен стать крупнейшим в Юго-Восточной Азии. Его проектная мощность — 225 тысяч тонн серебристого металла в год.

По такому же пути пошел западногерманский капитал. Он строит сталеплавильный комбинат в Чилегоне на Яве. Предприятие уже дает 500 тысяч тонн годовой продукции, а к концу 80-х годов должен, по проекту, увеличить производительность до двух миллионов тонн. Его обшитые серым шифером корпуса, дымящиеся усеченные конусы труб хорошо видны, когда едешь к пляжам Мерака или Аньера на западном конце острова.