Галина Барышникова - Мастерская сновидений Страница 15

Почему-то увиделся старый бабушкин дом и она сама – юная, только что поступившая в университет, неожиданно перекрашенная в чёрный цвет, сама для себя похожая на любимую Ахматову… Вот она идёт на ощупь, чувствуя ладонью только тепло распаренного солнцем бревенчатого дома да ласковое касание трав…

Потом видения: первый муж, опыт семьи… Постой – почему первый, что, будет ещё и второй? – и лукавое сияние звезды: может быть! И – отрыв от себя… от той части, что ещё недавно было только ею, а теперь лишь малая часть того, что оставлено, вобрано как опыт и оставлено где-то там, внизу…

Кудрявцев был новичком. Как только сознание его почувствовало свободу, оно закрутилось в вихре, само создавая вихрь, на радостях. Если бы это был язык жестов, то это бы, наверное, означало озорное «Ура! О! Ессс!» – очень неприличное для степенного учёного. Но к счастью, КТО он, он Там не знал. Пока не знал.

Четыре звезды выровнялись и красиво шли рядом, образуя созвездие креста. «Старт!» – громко произнёс Григорий Катаев, и яркая вспышка света отбросила их далеко вперёд. (Если в том пространстве вообще уместно употреблять такие слова как «вверх – вниз», «вперёд – назад», «плохой – хороший» и много других абстрактных и надуманных понятий.)

Глава седьмая

Нежелание пожертвовать малым добром всегда оборачивается большим злом

…вспоминаются предметы и люди, которые никогда ему не встречались. И вот он однажды вырвался из тюрьмы современности и оказался на воле – в прошлом, которое… ему было гораздо ближе.

Яркая вспышка пламени…

Словно тигры, прыгающие через огненное кольцо, вырвались наружу двое мужчин: средних лет и помоложе.

– Быстрее, быстрее, что вы медлите, Георг?

– Я не могу поверить, что я это сделал! – Он восхищённо смотрел сверху на горящие руины своего замка. – Пьер, а вы уверены, что люди монсеньёра не доберутся до развалин лаборатории?

– Георг, я же велел вам сжечь записи, вы что – сохранили их?

– Не волнуйтесь, сударь, они в надёжном месте.

– Для людей его сиятельства не существует невозможного. Капуцины по камням разберут ваши руины. А потом, будьте уверены, разыщут нас, и им будет, что нам предъявить.

Георг сел на траву. Рядом, нервно дёргая ушами и похрапывая, стоял его конь. Вот уже полтора часа, как они мчались без остановок. Сейчас, стоя на высоком холме, с которого открывался вид на всю местность, они могли немного передохнуть – погони не было, они это ясно видели. Рядом с Георгом был его учитель.

Прошло уже более шести лет, как он приютил у себя в замке странного человека – тот прятался от монахов, его преследовавших. Их долгие беседы выявили запретный интерес скитальца – тот был алхимиком.

Скучные зимние ночи обрели другой смысл и сделали своё дело – влиятельный и богатый, но от этого ещё более легкомысленный молодой человек Георг д' Меербен задумался о смысле жизни. Ему захотелось прислониться к святым дарам вечной жизни. Так он стал учеником – послушным, преданным, самозабвенным, а его странный приятель, мастер Пьер Оверни, обретя уют и заботу, стал как будто бы моложе. Они не появлялись в обществе, а как два школьных приятеля всюду, по лесам и полям ходили вместе, что-то раскапывали, строили новые сооружения. Так рядом с замком выросла лаборатория, где они проводили целые дни. Пьер учил Георга не только Алхимическим законам и формулам, но и философии, естествознанию, медицине. По напутствию нового друга Георг выписывал редкие книги, которые, наконец, и привлекли к ним внимание Святой Церкви и монсеньёра Геката Буало де Жарди. Им предъявили обвинение в ереси, тогда как они исправно изучали тексты Святого писания.

Вот и сейчас Пьер стоял, облокотясь о широкую спину коня и, поглаживая его, говорил: «Пройти в игольное ушко, Георг, может лишь тот, кто сложил у порога все сокровища земной жизни, стал прозрачен и неотягощён, лёгок и светел, кто стал бестелесным опытом и светом. Главное условие успешного пути – идти не оборачиваясь, не жалея ни о чём. Пойдём, Георг, пойдём скорей. Верный Борлей заметёт следы, скажет, что мы погибли под обломками башни. Нас не будут искать – наша смерть придется им на руку, тем более что они унаследуют всё ваше состояние».

– Ещё минуту. Зарево! Какое зарево! Смотрите, Пьер! – И он раскрыл руки к небу и запел сильным глубоким голосом. Слова и музыка рождались сами. В его сердце расцветал прекрасный цветок свободы.

– Смотрите! Как это прекрасно!

– Это очистительный пламень, – сказал Пьер, как только голос Георга смолк. – Так сжигаются мосты времени, так сгорают примеси и остаётся чистая суть, так выявляется отправная точка путешествия в себя.

– Да, да. Дайте мне ещё немного времени, – рассеянно произнёс Георг, – я должен ещё кое-что сделать.

И он сел под дерево, открыл потрёпанную тетрадь и стал писать.

«Нет у меня больше ничего. Я долго скакал на коне, и ночь мне была надёжным прикрытием от меня же самого. Что сделал я? Мой замок? Моя лаборатория? Все бесценные мои фолианты, рукописи, чертежи… Я мчался как бешеный и вдруг замер на холме. Притягиваемый силой, превышающей мою собственную во сто крат, я обернулся… Боже мой! Что я увидел? С холма открывался вид на моё родовое имение. Горело всё: память моих предков, запечатлённая в каждом камне, каждом фолианте. Горела моя собственная история. Я улетучивался с каждым всполохом, с каждым новым языком пламени, я становился легче и невесомее, я поднимался к облакам, сам – как благовоние, угодное Господу, сам как Великая Жертва. И вдруг я, поджигатель, истребитель собственного гнезда, запел: это был какой-то протяжный стих, который я сам вдохновенно сочинял в неистовом экстазе. Стих мой был бесконечен, я не знаю, откуда брались слова, наверное, их питало само пламя, я чувствовал себя императором. Несмотря на свою, наступающую с каждой минутой, всё более явственную нищету, я чувствовал себя всё счастливее и счастливее, всё легче и легче, словно получал вольную от этого мира, от вещей, которые властвовали надо мной – немо и непререкаемо…»

– Всё, Пьер, спасибо, теперь можем ехать дальше, – сказал он, ставя точку.

– Я могу поинтересоваться, что вы пишете?

– Не волнуйтесь, друг, это не может нас скомпрометировать, это всего лишь литературный опыт.

– Без примеси реального, я надеюсь?

– Ну, если только самую малость…

– Всегда всё решает капля. Будьте осторожней с малой дозой. Пока я не знаю ничего сильнее. В путь! Мы и так задержались больше необходимого.

– Не ворчите, Пьер, мы сделали совсем маленькую остановку.

– Иногда даже маленькая остановка ведёт к большой беде.

Они вскочили на коней и помчались во весь дух: времени и так было потрачено немало, кто знает, что могло их ожидать впереди.

– Так, голубчики, летите, летите ко мне, – потирая руки, произнёс Гекат Буало де Жарди, восседая на огненном, как и он сам, коне.

Вот уже более часа он поджидал их в засаде. Верные люди сообщили ему о беглецах, так что оставалось только расставить силки и запастись терпением, а его, как всем было известно, монсеньёру не занимать. Он уже боялся, что пропустил беглецов, но, тщательно осмотрев местность, понял, что прибыл вовремя.

– Тихо! – он поднял палец, на котором поверх чёрной перчатки было надето кольцо. – Всем по местам.

Дорога была завалена брёвнами. Вскоре появились всадники. Как только кони остановились у завала, с другой стороны, из-за деревьев вышли люди в чёрных плащах.

– Герцог д' Меербен, вам не имеет смысла бежать. Нет путей, не известных Святой церкви.

– Тем более, монсеньёр, если все пути ведут к Святой Церкви, какая вам разница, по какой дороге мы пойдём?

– Если вы не возражаете, вот именно об этом мы с вами и поговорим. Только в другом месте, хорошо? – тихо добавил монсеньёр. – Связать их! – уже громко отдал он приказание.

Невдалеке заржала непонятно чья белая лошадь. Конь монсеньёра отозвался и навострил уши.

Глава восьмая

Неожиданная встреча

Пьера поместили в отдельное от Георга помещение. Что это было – камера? подземелье? Окон не было. «Подумать только! – Он не находил себе места, ходил из угла в угол, благо расстояние небольшое, ног не утомил. – Он так и знал, говорил же – скорее, так нет же! Попеть, пописать!»

Ужас какой – темнота, сырость, запах прелого тряпья, что лежит прямо на полу. Он присел на эту груду, но она зашевелилась под ним – крысы? Пьер вскочил на ноги.

– Нет необходимости так пугаться, если я не ошибаюсь – господин Пьер Оверни? – Из праха и прелых тряпок восстал совершенно седой старик.

– Но кто вы?

– Ваш попутчик, если хотите.

– Нет, благодарю вас, я бы предпочёл другую дорогу.

– Но если вы здесь, значит вы выбрали именно этот путь, не лукавьте, Пьер.