Дипак Чопра - Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни Страница 46

От этого ответа мои ученики чуть в обморок не попадали. А я им потом напомнил, что все нужные сведения всегда в твоем распоряжении, надо только копнуть поглубже.

Лично мне преподавание приносит огромную радость. Мне кажется, что когда я делюсь знаниями, то следую дхарме. В свое время я был очень честолюбив, совсем как мой брат, и никак не мог уняться. Я всеми силами продвигал карьеру, лечил больных, писал статьи и книги, изучал новые приемы. Но потом настал момент, когда надо было делать карьерный выбор — оставаться в академической медицине или открывать частную практику? Продолжать ли работу в больнице? И там, и там были свои преимущества. Я видел, как работал отец, видел его и в больничных палатах, и — потом — за занятиями частной практикой. Однако я заметил, что величайшая радость для него — учить молодых врачей. Отцу очень нравилось делиться тем, что он знает. Дипак решил открыть свою практику и вполне преуспел. А для меня определиться оказалось не очень трудно — я с первого дня полюбил преподавание и решил, что буду работать в учебной больнице при престижном медицинском институте.

Амита пошла другим путем — в частную практику, которая ей очень нравилась. Она была всем сердцем предана своим больным. Однако в начале восьмидесятых она на два года оставила работу и сидела дома с детьми. Дети быстро росли, и Амита не хотела упускать волшебные минуты их детства. Правда, и в тот период она несколько раз в месяц дежурила по ночам в больнице Св. Елизаветы, чтобы мы могли позволить себе мою стажировку по гастроэнтерологии. Однако и Амите очень нравилось преподавать, и даже когда она стала заниматься частной практикой, за ней постоянно хвостиком таскались студенты. По сути дела, хотя Амита большую часть своей карьеры посвятила частной практике, она постоянно сотрудничала с несколькими крупными учебными больницами. Так что у нее были обязательства и перед частными пациентами, и в больнице, где она учила студентов и молодых докторов, и все это она называла «лучшим из всех возможных миров».

Мне, правда, так не казалось. В самом начале моей карьеры доктор Юджин Браунвальд, главный врач в Женской больнице Бригама при Гарвардской медицинской школе, попросил меня выступать там на утренней конференции врачей. Утренняя конференция — это когда все врачи, интерны и резиденты встречаются перед началом рабочего дня и выписывают на доске имена и диагнозы всех больных, поступивших на их отделение накануне. Потом выбирают один-два случая и обсуждают их в качестве учебного задания. Я тогда еще работал в госпитале для ветеранов в Вест-Роксбери, но, конечно, сказал доктору Браунвальду, что для меня это большая честь. И начал регулярно ходить в Женскую больницу Бригама и выступать там на конференции. Я решил, что буду приносить туда результаты УЗИ и компьютерной томографии самых интересных больных, которых я наблюдал в госпитале для ветеранов. Я рассказывал об этих случаях, а свои лекции щедро сдабривал для занимательности всевозможными аллитерациями и «запоминалками»:

– Что вы тут видите? Вот кальциноз желчного пузыря. Как называется этот симптом? Что он означает? При каких еще расстройствах возникает особенно высокий риск рака желчного пузыря?

Это были необыкновенно интересные встречи — для тех, кто любит медицинские загадки. Молодые врачи высказывали свои мнения, делились идеями, естественно, выпивали литры кофе — и при этом учились медицине. Я старался почаще заниматься повторением, это прекрасный методический инструмент, помогающий взрослым запоминать много новых фактов. Я повторял то, что уже говорил, а потом повторял еще раз. Я участвовал в утренней конференции в Бригаме десять лет. Все это время я и учил, и учился многому у своих юных коллег. Чудесное было время.

Штатным сотрудникам Бригама раз в год присуждается почетная премия, которая называется «Премия за выдающийся вклад в клиническое образование имени Джорджа У. Торна» в честь легендарного бывшего главврача больницы Бригама, который сделал незаурядную карьеру и был личным врачом президента Джона Ф. Кеннеди. Ее присуждают какому-нибудь врачу или медсестре. В голосовании участвуют все сотрудники больницы, кроме главврача и его заместителя. Когда я в 1985 году начал участвовать в тамошних утренних конференциях, то поставил себе цель когда-нибудь заслужить эту награду, хотя прекрасно знал, что ее дают исключительно штатным сотрудникам больницы. Однако мне ее присудили уже в первый год.

Это был тот самый год, когда Дипак в один прекрасный день позвонил нам и сказал, что закрывает частную практику и начинает работу под руководством Махариши Махеша Йоги в Аюрведическом центре в городе Ланкастере в штате Массачусетс. Я-то считал, будто неплохо знаю своего брата, однако это решение застало меня врасплох. Дипаку всегда нравилось, так сказать, раздвигать стены силой мысли, но при этом он предпочитал не выходить из комнаты. А тут — совсем другое дело. Он отказывался от самой сути своей карьеры — от того, что много лет учился на эндокринолога. Он отказывался от научной работы, от официальной медицины, чтобы практиковать совсем другие методы лечения, которые многие из нас назвали бы народными. Обсуждать это решение с братом было не мое дело, все зависело от них с Ритой, и он твердо стоял на своем.

При всем при том практика у Дипака процветала, с какой стороны ни взгляни, особенно с точки зрения качества лечения. В его кабинете постоянно толкались студенты-медики из медицинских школ при Бостонском университете и Университете Тафтса, так что в его частной практике, несомненно, присутствовала и академическая наука. Жизнь у Дипака была прекрасно налажена, семья ни в чем не нуждалась. А подобное решение грозило все изменить.

Это был очень смелый шаг. К тому времени мы с Амитой уже года два регулярно занимались медитацией и понимали, как это полезно. Трансцендентальная медитация по сути своей предполагает, что надо сделать ее неотъемлемой частью своей жизни, но не жизнью как таковой. А Дипак, похоже, решил как раз строить на ней всю свою жизнь. Но когда мы говорили о медитации, я видел, какую радость она ему приносит, видел, что это его страсть. Дипак всегда любил находить нехоженые пути. Мне вспомнились слова, которые приписывают Эмерсону: «Не иди туда, куда ведет дорога. Иди туда, где дороги нет, и оставь свой след». Да, Дипак, конечно, из тех, кто оставляет следы.

Когда я с некоторым сомнением в голосе заметил, что его решение меня тревожит, Дипак сказал:

– Я же буду следить, чтобы срок действия моей врачебной лицензии не истекал. А значит, всегда смогу вернуться.

Среди моих любимых афоризмов — высказывание датского философа и теолога Серена Киркегора: «Совсем не рисковать — значит иметь ужасную возможность потерять то, что не потеряешь, рискуя… — себя самого».[3] Мне всегда казалось, что всякий, кто отваживается преобразовать собственную жизнь, преодолеть серьезное препятствие или выйти в лидеры — человек на диво храбрый. И вот такой шаг решил сделать мой брат. Мы все, конечно, любили его и поддержали его решение, но мне это далось не без трепета.

17. Там, где дороги нет

Дипак

Взявшись за то, чтобы поставлять на Запад пророков, Индия ступила на скользкий путь. Нужно было соблюсти тонкое равновесие между мудростью и чудесами. Некоторые гуру охотно ударялись в ту или иную крайность. Чудотворство — это самая суть индийской атмосферы. В соседнем святом месте всегда найдется праведник, творящий немыслимое — вплоть до того, что оживляет мертвых. Кое-кто не вкушает пищи и питается исключительно праной, жизненной силой Вселенной. И очень многие исцеляют прикосновением.

К несчастью, когда я был маленьким, мне не довелось встретить ни одного человека, который сам, лично был свидетелем чуда. Отец обратился к западной философии еще до моего рождения. Всерьез относиться к чудотворцу для него было просто неприлично. А Махариши подарил мне новую идею: медитация — простой практический прием, позволяющий изменить состояние сознания. Однако к этому времени Запад уже требовал, чтобы гуру приносили ему немедленные результаты. Один циничный наблюдатель прозвал это «карма-колой».

Нас с Ритой пригласили познакомиться с Махариши зимой 1985 года, и мы поехали на машине в Вашингтон на конференцию, куда созвали тех, кто практикует медитацию, со всей страны. Сам Махариши приезжал в США все реже и реже. К этому времени мы занимались медитацией уже четыре года. Я мог поручиться, что трансцендентальная медитация — это весьма действенный метод, потому что у меня накопилось предостаточно доказательств. Наши снисходительные друзья-индийцы пожимали плечами: «Что ж, хорошо, если тебе это подходит». При этом подчеркивалось слово «тебе» — и понятно почему. Они хотели, чтобы их оставили в покое. Однако меня это открытие преисполнило энтузиазма. Да, при помощи мантры, которую мне дали, мне без труда удавалось добиться душевного покоя. Да, я бросил пить и курить. Повседневная жизнь стала проще, стрессов — меньше. К сожалению, одна из причин, по которой трансцендентальная медитация стала лишь временным модным поветрием — по крайней мере, на рынке поп-культуры — состоит в том, что ее польза и результаты оказались недостаточно броскими.