Дмитрий Герасимов - Рождение ценности. Очерк философии ценности Страница 8

Не случайно И. Кант, стремившийся поставить метафизику на твердую почву науки, критиковал диалектику за ее «видимость», сводя «к разглагольствованию о чем угодно с некоторой видимостью [правоты]»38, и полагал рассудок и чувственность в качестве независимых друг от друга «начал» (или «стволов») познания. Однако, рассматривая их взаимоотношения, он все еще следовал классической традиции, считая, что они носят строго иерархический (последовательный – «одно за другим») взаимоограничивающий характер, в котором рассудок полагает границы чувственности, а высшие идеи разума не могут найти иного логического обоснования, кроме «регулятивности». Вот почему, отталкиваясь от одномерного сознания, обладающего необходимой для науки «всеобщностью» мышления, И. Кант не допускал «одномоментной» актуализации ценности и смысла, не допускал и возможности духовного опыта (будь он основан на такой актуализации).

А между тем, уже синхронизм ценности и смысла, не будучи интеллектуальным выводом, открывается именно не «сам по себе» (не по «идее» такого различения), а непосредственно «в вещах» и «через вещи». Далее, с точки зрения несовпадения ценности и смысла (и содержания духовного опыта), необходимо отказаться от любой априорной «идеи» (слова, мысли, логики) ради самой вещи (состояния, процесса), т.е. привлечь к участию в нашем познании некий присутствующий в нас самих живой опыт этой вещи.

В отличие от неклассического мышления, характернейшей особенностью классической мысли является ее нерасторжимая связь с языком (как четко фиксируемым набором знаков, способным быть выраженным графически или с помощью текста). Если бы способность к переживанию была тождественна способности к осмыслению (если бы ценность и смысл были одно и то же), то конкретных ценностей (как и конкретных смыслов) не существовало бы вовсе, и мир состоял бы не из вещей, а из слов, замещающих вещи (Ж.-П. Сартр). Классическая метафизика вся покоится в языке и слове, но слове отнюдь не «изустном», а исключительно письменном. Слово как текст («книга») – ее начало и конец. Так, существовавший на протяжении сотен тысячелетий фундаментальный феномен бесписьменной культуры – миф, живя по-настоящему лишь звуком устной речи, т.е. особого рода искусством воспроизведения, сопоставимым с искусством музыки – как и во всяких иных «вещих словах», в мифах важен не только буквальный смысл произносимых слов, но и особым образом составленное сочетание звуков и слогов39, будучи записанным в формальные знаки и сведенным только к «заключенному в нем» смыслу, т.е. становясь «священным текстом», по сути, перестает быть словом, соединяющим смысл с ценностью. Однако мышление, радикально ограничивающее себя словом как записанным (или прочитанным!) текстом и обходящееся без живого опыта переживания ценности, тем не менее продолжает верить в онтологическую природу слова, в то, что слово, даже будучи знаком (или даже только будучи знаком), достигает собой действительность и может выражать ее. Все суждения классического мышления так или иначе предполагают эту способность подчиненного логике слова (мысли) проникать в корень, сущность вещей и отношений. Парменидовский принцип тождества мышления и бытия («одно и то же думать и быть») метафизически проясняет и обосновывает («сакрализует») эту веру в форму слова. По мнению Н. С. Автономовой, осознание неразрывной связи языка (способного быть выраженным в тексте) и мышления (как «логизации языка») явилось первой формой их осознания, что, в частности, нашло отражение в аристотелевском подходе к языку и слову40.

Но в силу различия между предметностями смысла и ценности, последнюю нельзя считать не только словом, логосом, смыслом, но и предметом, как это делает, к примеру, диалектический материализм, предлагая понимать под ценностями именно предметы, их свойства и отношения (как материального, так и идеального порядка)! Понятие «предмет» в отношении к ценности необходимо брать в кавычки, подчеркивая тем самым, что она может рассматриваться в качестве собственного «предмета» переживания (как отличной от мышления способности человека!) только по аналогии со смыслом, который действительно является предметом мышления. На самом деле, предметом и может быть только смысл, в то время как ценность не является предметом (просто потому что не является «познаванием»), а является непосредственным восприятием вещи в конкретном чувственном опыте, т.е. самой вещью – вещью, которая ценится. Переживание – это непосредственное присутствие вещи в чувственном опыте: то, что не переживается, не может быть ценностью. И, напротив, любая вещь является ценностью уже в силу одного только присутствия в нашем восприятии независимо от мышления, т.е. в силу того, что является не только смыслом-предметом, но одновременно с ним и «предметом» переживания. Вот почему подлинная «иерархия» ценностей определяется вовсе не смыслом вещей, а лишь степенью интенсивности переживания ценности – тем, насколько «сильно» данная вещь присутствует в тех или иных чувствах, в непосредственном переживании. Очевидно, что такая интенсивность зависит не только от вещей (их свойств, состояния или отношений), но и от нас самих – от того, насколько вовлечена в восприятие, задействована наша фундаментальная способность к переживанию (сердце), насколько развита и тренирована наша «сердечная мышца», открывающая центральный клапан (или шлюз) для всех без исключения чувственных восприятий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Сокращенный вариант кандидатской диссертации «Соотношение ценности и смысла: Гносеологический аспект» (2011).

2

Серякова А. Ю. Аксиологический поворот в западноевропейской философии конца XIX – начала XX века // Вестник полоцкого государственного университета. Серия А. Гуманитарные науки. 2010. №7. С. 92.

3

Потемкина В. Н. Переосмысление «образа» философствования в картезианско-ньютоновой парадигме // Бытие человека: Сб. ст. / Под ред. В. С. Хазиева. Уфа: Изд-во БГПУ, 2002. С. 33.

4

Там же.

5

Цит. по: Легчилин А. А. Лотце // История философии: энциклопедия / Ред. А. А. Грицанов. Минск: Интерпрессервис: Книжный Дом, 2002: [Электронный ресурс] // Андрей Великанов. URL: http://www.velikanov.ru/philosophy/lotce.asp (Дата обращения: 03.11.2016).

6

Дильтей В. Описательная психология. СПб.: Алетейя, 1996. С. 99.

7

Логический словарь: ДЕФОРТ. М.: Мысль, 1994. С. 148.

8

История философии. Энциклопедия. Минск: Книжный Дом, Интерпрессервис, 2002. С. 262.

9

Мамардашвили М., Пятигорский А. Символ и сознание // Звезда Востока. №11—12, 1993. С. 200.

10

Столь А. Б. О первой благородной истине буддийской философии // Наука и религия в современном мире: необходимость диалога (Тематический сборник). Уфа: Уфимский технологический институт сервиса, 2004. С. 141.

11

Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. С. 386.

12

Максимов Л. В. Этический объективизм: основные концепции и подходы // Этическая мысль: Ежегодник. М.: ИФРАН, 2000. С. 147, 141.

13

Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. С. 215.

14

Яковенко Б. В. Что такое философия? Ведение в трансцендентализм // Логос. Международный ежегодник по философии культуры. М., 1911—1912. Альманах, книга 2 и 3. С. 42.

15

Иванов В. Г. Эмоциональные детерминанты мировоззрения // Мировоззрение в системе духовности: Материалы республиканской конференции молодых ученых (22 февраля) / Под ред. В. С. Хазиева, В. В. Гонеевой. Уфа: Башгоспединститут, 1999. С. 17.

16

Там же. С. 18.

17

Рудаков А. М., Тибеньков С. Ю. Чувственная основа духовности // Мировоззрение в системе духовности: Материалы республиканской конференции молодых ученых (22 февраля) / Под ред. В. С. Хазиева, В. В. Гонеевой. Уфа: Башгоспединститут, 1999. С. 34.