Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ Страница 20

Я ответил:

— Братья, что вы говорите! Я — ваш раб. Отец умер, и вы мне вместо отца. Я еще молод, и вы — моя защита и опора. Если не откажете мне в одежде и куске хлеба, мне достаточно этого.

Они на это сказали:

— Ну конечно... Неплохо придумал!.. Ты хочешь такой хитростью через некоторое время заставить нас нуждаться в куске хлеба.

Услышав такие слова, я ничего не сказал, ушел в опочивальню и горько заплакал. Затем стал успокаивать себя тем, что братья просто испытывают меня.

На следующий день, когда поздним утром братья ушли куда-то, пришел слуга казня и повел меня в судебное помещение. Придя туда, я увидел моих братьев. Они требовали исполнения вчерашнего предложения.

Казий посмотрел на меня и сказал:

— Ты почему не признаешь предписаний шариата? Я повторил то же, что сказал вечером братьям. Братья на это ответили:

— Если говоришь правду и сердце не противоречит языку твоему, составь документ, закрепи его печатью и подписью казня — блюстителя шариата — и дай нам. Если вдруг надумаешь оспаривать наследство, чтобы претензии твои были не в силе.

Я решил, что братья так поступают из предосторожности и благоразумия. Поэтому по их желанию я заверил бумагу и с чистой душой пришел домой. Через несколько дней братья сказали мне:

— Найди себе другое жилье! Мы не хотим, чтобы ты жил в нашем доме!

Услышав это, я понял, что братья обманули меня. Я ничего им не сказал, повиновался их требованию и испросил себе два-три дня сроку. За это время я продал кое-что из вещей, что привез мне отец в подарок из своих поездок, купил на эти деньги дом, и со служанкой, которую мне подарил тоже отец, переехал в свой двор. Когда я перебрался к себе, вот эта собака, сызмальства привыкшая ко мне, последовала за мной. Братья поступили со мной плохо, жестоко, а собака не покинула меня, пошла со мной.

Затем я снял лавку на базаре и, имея немного денег, занялся торговлей. За три года мое состояние достигло четырех тысяч туманов. Я стал пользоваться уважением у торговцев, знать и аристократия обращались ко мне с просьбой.

Пошел четвертый год. Однажды я сидел дома, как вдруг с плачем и причитаниями вошел с улицы один из моих рабов. Я спросил, почему он плачет?

Он с упреком сказал мне:

— Тебе-то какое дело? Предавайся своим развлечениям!

— Случилось несчастье? Он ответил:

— Может ли быть несчастье хуже того, что ты, беспечный и радостный, живешь в роскоши, а братьев твоих по тяжбе ростовщика из-за ста туманов подвесили и избивают на базаре палками. И некому заступиться за них.

От такой вести сердце оборвалось в груди, мне стало дурно. Не в силах терпеть, я бегом бросился из дома. Слугам велел принести деньги. Когда я добежал до площади, я увидел этих двух молодых людей в плачевном состоянии. Из глаз моих полились слезы. Я тут же всунул слугам наместника деньги, велел отойти от братьев, подошел к ростовщику и сказал:

— Почему ты терзаешь этих несчастных? Он ответил:

— Если тебе жаль их, успокой мое сердце и исполни мое притязание! Если нет — нечего болтать без толку.

— И что составляет твое притязание? Он ответил:

— Сто туманов.

Я тут же вручил ему сто туманов, забрал расписку, этих двоих, плачущих, нагих и избитых, и привел к себе домой. Тут же позвал лекаря, он обработал и смазал им раны. Затем дал им хорошую одежду, отправил в баню, приютил, приветил их и стал служить им. Чтобы не смутить их, об отцовском состоянии я ничего не спросил.

Они же, пережив такое унижение, на улицу не выходили, людям не показывались, предпочитали сидеть дома. Через некоторое время я подумал, что им наскучило сидеть дома. Поэтому вечером во время беседы я сказал им:

— Братья, по-моему, неплохо бы было отправиться вам на несколько дней в путешествие, развлечься, отдохнуть от сидения дома. Ибо почет и уважение торговец приобретает лишь в путешествии.

Братьям понравилось мое предложение. Я начал хлопотать о подготовке необходимых принадлежностей к путешествию и каждому накупил товаров на сто туманов. Они с деньгами и товаром присоединились к каравану, направлявшемуся в Туркестан. На время путешествия я им вручил достаточную для дорожных расходов сумму. После их отъезда я день и ночь ожидал их благополучного возвращения. Через год тот караван вернулся, но среди караванщиков моих братьев не было. Один человек сказал мне:

— Старший брат твой в Бухаре проиграл свое состояние и вынужден был остаться подметальщиком в игорном доме. Другой же увлекся мальчиком-гончаром и потратил все свое состояние на него. Теперь он слуга того мальчика.

От этих вестей свет померк в глазах моих. Я не мог вынести этого и тайком от друзей, захватив золото и драгоценности, поспешил в Бухару. Добравшись туда, я долго искал их, наконец нашел, привел к себе в комнату, дал им одежду и отправил в баню. Об их проделках я ничего не сказал, чтобы не смутить их. Затем каждому из них купил на сто пятьдесят туманов тканей, подготовил необходимые дорожные принадлежности и выехал в свой город.

Когда приблизились к городу, я устроил братьев в одном селенье, сам же поехал в Багдад и в течение нескольких дней распускал слухи о том, что братья мои возвращаются из путешествия, и нескольким друзьям предложил выйти им навстречу. В тот день, когда мы хотели выехать встречать их, пришел плачущий и ругающийся дехканин и сказал мне:

— Лучше бы твои злополучные братья не приезжали в наше селенье. Из-за их невезучести случилось так, что именно на наше селенье напали воры, забрали все их имущество и имущество некоторых селян. Я сказал:

— Как жаль! А о них самих что тебе известно? Где они сейчас?

Он ответил:

— Голые, обливаясь слезами, сидят за городом.

Тут же я отнес им одежду и привел домой. Друзья и родные прослышали об их возвращении и поспешили повидаться с ними. Я двадцать дней обслуживал и угощал их. После случившегося братья очень стыдились людей. Поэтому они уединенно жили в доме и не хотели показываться на улицу. Так продолжалось, пока не прошли три месяца. Я не хотел, чтобы они жили таким образом, поэтому, через три месяца, я посчитал необходимым вместе с братьями отправиться в путешествие. Вечером я поделился этой мыслью с братьями. Они одобрили её. Я начал готовиться в путь, накупил тканей, пользующихся спросом в Индии. Наконец в один из дней я с братьями направился к морю. До моря мы добрались благополучно, ничего с нами в пути не произошло. Но когда мы вступили на корабль и вышли в море, я увидел на берегу мечущуюся, скулящую вот эту собаку. Она визжала и лаяла, наконец кинулась в воду и поплыла. Как она ни старалась, но волной ее прибивало к берегу. Под конец спустили лодку и доставили ее на корабль. Бессловесное животное, оказавшись на корабле, радостно помахивая хвостом, собака приникла к моим ногам и притихла.

Корабль был в пути целый месяц. Я был счастлив и спокоен будучи со своими братьями и время проводил в приятных беседах и разговорах с ними. И не знал я, что они замышляют недоброе. А дело было так: мой старший брат завел любовную связь с моей служанкой и однажды, уединившись с средним братом, советуясь с ним, сказал ему.

— Братец! Будет лучше, если мы избавимся от него и будем спокойно жить сами. Иначе стыд перед ним убьет нас.

После долгих обдумываний решили бросить меня в море. Так, в одну из ночей я спал в своей каюте, как вдруг услышал голос среднего брата. Он разбудил меня и сказал:

— Выйди скорей и взгляни на могущество создателя.

Я выбежал наружу. Собака тоже проснулась. Когда поднялся на палубу, я увидел старшего брата, который, держась за поручни, перевесился за борт и что-то с интересом рассматривал там. Я спросил:

— Братцы, что там? Они ответили:

— Подойди и взгляни на это удивительное зрелище: в воде танцуют с коралловыми ветками в руках русалки.

Если б это сказал кто-нибудь другой, а не мои братья, я бы не поверил. Но я доверял им и подумал, что говорят правду. Сколько ни вглядывался я, полусонный и удивленный, ничего не видел. Вдруг средний брат, обхватив сзади за пояс, опрокинул меня в воду. Корабль, подобно стреле, мчался вперед. Волны били, захлестывали и швыряли меня из стороны в сторону. Я то проваливался в пучину, то взлетал на гребне вверх. Волны так швыряли и колотили меня, что я чуть не испустил дух. Руки, ноги обессилели. Барахтаясь в волнах, я вдруг дотронулся до чего-то, что плавало поверх воды. Это была моя собака. С помощью этой преданной мне собаки, которая, видимо, бросилась в воду за мной, я семь дней и ночей смог продержаться в море. Наконец нас прибило к какому-то острову, я выбрался на сушу и потерял сознание...

Пришел в себя я от собачьего лая и огляделся кругом. Вдали я увидел очертания города. В надежде раздобыть кусок хлеба, хромая, падая и вставая, я направился к городу. Так как я очень ослабел, у меня не хватило сил до ночи добраться до города. Переночевал вблизи него и рано утром вошел в город. Дойдя до базара, в лепешечной я увидел лепешки. У меня сильно забилось сердце, я прислонился спиной к стене и с трудом перевел дыхание. У меня не было денег, чтобы купить на них лепешку, но и просить, словно нищий, было стыдно. Я лишь тяжело дышал и с тоской смотрел на лепешки. Низменное желание толкало меня на попрошайничество, но человеческое достоинство запрещало мне это. Наконец я стал успокаивать себя мыслью, что я сейчас отойду от этой лепешечной, доберусь до другой и там попрошу... Под этим предлогом я прошел мимо нескольких лавок, но попросить хлеб не смог. Дело дошло до того, что я чуть не упал без сознания. В это время я увидел двух людей из Аджама. Они были навеселе и беззаботно смеялись. Увидев их, я очень обрадовался, подумав, что земляки лучше, чем совсем чужие люди. Лучше попросить у них; может, они видели когда-то и признают меня. Когда они подошли ближе и я пригляделся к ним, то узнал в них вот этих моих братьев.