Жанна Гийон - Автобиография Страница 29

Однако Бог даровал мне безграничное терпение. На все ее неистовые ругательства я всегда отвечала только с мягкостью и милосердием, проявляя по отношению к ней знаки моего наилучшего расположения. Когда другая служанка приходила прислуживать мне, она прогоняла ее с яростью, крича, что я ненавижу ее из–за того, что она с такой привязанностью служила моему мужу. Если же у нее не было желания приходить, я была вынуждена обслуживать себя сама. Когда она приходила, то лишь только для того, чтобы упрекнуть меня и наделать много шума. Когда мне очень нездоровилось, что случалось часто, эта женщина, казалось, была в отчаянии. Из этого я делала вывод, что все приходило от Тебя, Господь. Без Твоего позволения она вряд ли была способна на такое безответственное поведение. Она, казалось, была нечувствительна ни к каким недостаткам, но всегда считала себя правой. Все те люди, которых Ты употребил, чтобы заставить меня страдать, думали, что, так поступая, они служат Тебе.

Незадолго до смерти моего мужа я поехала в Париж с целью увидеться с господином Берто, который, однако, оказывал мне очень мало помощи как наставник. Не зная моего положения, а я была не в состоянии рассказать ему о нем, он испытывал бремя этого опекунства. Со временем он и вовсе отказался от него, написав мне, чтобы я нашла себе другого наставника. Я нисколько не сомневалась, что Бог открыл ему мое порочное состояние, и что этот отказ был самым верным признаком моего порицания. Но это происходило еще при жизни моего мужа. Теперь же мои повторные просьбы, и его сочувствие ко мне в связи со смертью моего мужа, возобладали над его решением в том, чтобы снова взять на себя руководство мною, которое все также очень мало мне помогало. Итак, я снова отправилась в Париж, чтобы увидеться с ним. Находясь там, я посетила его двенадцать или пятнадцать раз, но так и не смогла рассказать ему о своем состоянии. Я все же попросила его найти кого–то из духовенства для воспитания моего сына, дабы избавить его от вредных привычек, и от неправильного отношения ко мне. Он смог найти для меня одного человека, о котором он получил очень хорошие рекомендации.

Затем я как–то пришла для личной беседы с господином Берто и мадам де С. Все это время он говорил со мной не более четверти часа. Он видел, что я ничего ему не отвечаю, ибо я не знала что сказать. Я не хотела говорить ему о тех благах, которые Бог даровал мне (не из желания скрыть их, но потому что Господь не позволял мне этого делать, рисуя передо мной только картины смерти). Господин Берто, таким образом, говорил со мной как с человеком, удостоенным большей благодати. Он оставил меня одну, считая, что он для меня ничего не сможет сделать. Бог так хорошо скрыл от него состояние моей души, желая заставить меня страдать, что господину Берто хотелось отослать меня назад. Он думал, что я не владею духом молитвы, и что мадам Гранже ошибалась, говоря ему об этом. Я делала все, что было в моих силах, чтобы быть ему послушной, но это было бесполезно. Я была недовольна собой, так как более верила господину Берто, нежели своему собственному опыту. В течение всего этого времени уединения я была склонна отдыхать в тишине и обнаженности мыслей. Я их замечала лишь по тому, как мне приходилось им сопротивляться. Я боялась упорядоченности своего разума, так как считала это нарушением повелений моего наставника. Это приводило меня к мысли, что я отпала от благодати. Я пребывала в состоянии небытия, удовлетворенная своим жалким уровнем молитвы, не завидуя тем высшим уровням, которыми обладают другие, и иметь которые я была недостойна.

Тем не менее, я весьма жаждала исполнять волю Божию, желая быть Ему угодной. Но я была совершенно в отчаянии из–за неспособности достичь этой заветной цели. В том месте, где я жила и бывала раньше в течение нескольких лет, был человек, учения которого воспринимали с подозрением. В церкви он пользовался уважением, что всегда обязывало меня оказывать ему почтение. Когда он осознал мою нерасположенность ко всем тем, в ком есть недостаток здравой веры, то, зная об определенном ко мне уважении, он употребил максимальные усилия, чтобы перетянуть меня на свою сторону. Я же возразила ему с такой ясностью и силой, что ему нечего было ответить в свою очередь. Но это еще более усилило его желание завоевать меня. Желая сделать это, он решил заключить со мной дружеские отношения. В течение двух с половиной лет он мне докучал. Так как он был всегда очень учтив, обладал обязывающим характером, а также прекрасно поддавался научению, я не испытывала недоверия по отношению к нему. Я даже втайне надеялась на его обращение, в чем, как оказалось, я ошибалась. Тогда я перестала с ним общаться. Он приходил узнать, почему он больше не может со мной видеться. В то время он проявлял такую приятность в отношениях с моим больным мужем, выказывая в этом все свое усердие, что я не могла его избегать. Однако я думала, что кратчайшим и наилучшим для меня способом было бы порвать с ним всякие отношения, что я и сделала после смерти мужа. Господин Берто не позволял мне делать этого раньше. Но теперь, когда он увидел, что не сможет обновить отношений со мной, то он и его сторонники возбудили против меня сильнейшие гонения. Эти джентльмены в то время пользовались одним методом, с помощью которого они очень скоро узнавали, кто принадлежал к их сторонникам, а кто был в оппозиции. Они посылали друг другу циркулярные письма, посредством которых за очень короткое время, им удавалось унизить меня во всех отношениях, что делалось очень странным способом.

Однако это не доставило мне больших неприятностей. Я была рада своей вновь обретенной свободе, намереваясь больше не вступать с кем бы то ни было в отношения, которые мне так трудно было бы разорвать.

Моя нынешняя неспособность совершать поступки благотворительности, как прежде, послужила этому человеку поводом разгласить повсюду, что раньше я совершала их только благодаря его стараниям. Желая приписать себе заслуги того, что побуждал меня делать только сам Бог, он зашел так далеко, что стал проповедовать против меня публично. Он говорил обо мне, как об особе, которая ранее служила ярким примером для общественности города, но теперь стала его позором. Он проповедовал несколько раз, говоря очень оскорбительные вещи. Хоть я и присутствовала на этих проповедях, и их было достаточно, чтобы привести меня в полное замешательство, ибо они оскорбляли всех, кто их слушал, смутить меня было невозможно. Я имела в себе самой собственное невыразимое осуждение. Я считала, что заслуживаю неизмеримо худшего, чем все то, что они могли обо мне сказать. Я считала, что если бы все люди узнали мое внутреннее состояние, они бы попирали меня ногами.

Так, моя репутация была разрушена с помощью ухищрений этого священника. Он привел к тому, что все набожные люди высказывались против меня. Я же считала, что как он, так и все остальные, были правы, и поэтому переносила все со спокойствием. Пристыженная, как преступник, который не осмеливается поднять глаз, я с почтением созерцала добродетели других людей. В других я не видела ни одного недостатка, а в себе не находила ни одной добродетели. Когда кому–то случалось похвалить меня, это было так, как если бы кто–то с силой нанес мне удар. Я говорила про себя: «Они так мало знают о моем жалком состоянии, и о том, как низко я пала». Когда кто–либо обвинял меня, я соглашалась с этим, как с верным и справедливым приговором. Иногда моя природа желала избавиться от этого жалкого состояния, но не могла найти никакого способа. Если я, практикуя что–то хорошее, пыталась продемонстрировать внешнюю видимость праведности, то мое сердце втайне упрекало меня как виновную в лицемерии и в желании казаться тем, кем я не являюсь на самом деле. Бог не давал этому успеха. О как превосходны испытания Провидения!

Все остальные испытания не имеют ценности. Часто я оказывалась очень больной и мне грозила опасность умереть. Тогда я не знала, как к этому подготовиться. Несколько набожных людей, которые были со мной знакомы, написали мне о тех слухах, которые распространял обо мне уже известный вам джентльмен. Я же не предложила им в ответ собственного оправдания, хоть и знала, что невиновна во все том, в чем меня обвиняли. Однажды, находясь в состоянии сильнейшей опустошенности и отчаяния, я открыла Новый Завет на этих словах, «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». Это на короткое время утешило меня.

Глава 24

ОСПОДЬ ЛИШИЛ МЕНЯ всякой чувствительности к творениям или вещам сотворенным, что произошло в одно мгновение, подобно тому, как человек снимает свое облачение. После этого случая я более не имела ее к кому бы то ни было. И хоть Он совершил это благо, за которое я никогда не смогу Его отблагодарить, я была ни довольна, ни расстроена самим этим фактом. Мне казалось, что мой Бог так отчужден и недоволен мною, что не остается ничего, кроме скорби по поводу потери Его благословенного присутствия. Утрата моей репутации, возрастающая с каждым днем, стала задевать мое сердце, хоть мне и не позволялось оправдывать себя или печалиться.